— Пулеметы? — растерянно спросил я.

— Пистолеты-пулеметы, — поправил Дикон. — Мы не знаем. Но нет никаких сомнений, что мы должны как можно быстрее вернуться в третий лагерь — на тот случай, если эти чудовища в человеческом обличье попытаются добраться до остальных шерпов.

— Но раны на наших «тиграх»… — прошептала Реджи. — Отрубленные конечности, растерзанные палатки, отрезанные головы, вырванные сердца…

— Скорее всего, это сделано холодным оружием и специальными инструментами — например, часть увечий, которые мы видели, могли быть нанесены очень острыми граблями, — шепотом ответил Пасанг. — Они изуродовали и осквернили трупы, чтобы наполнить страхом сердца наших шерпов.

— Это наполняет страхом мое сердце, — прошептал Жан-Клод, но на его губах играла слабая улыбка.

«Как, черт возьми, он может улыбаться?» — удивился я.

— Мы не будем идти в связке, — сказал Дикон и посмотрел каждому в глаза, — но цепочкой по одному и как можно тише, на расстоянии вытянутой руки от идущего впереди, чтобы можно было при необходимости коснуться рукой плеча. Те, у кого есть ракетницы Вери, держат их в руке заряженными и кладут запасные патроны во внешние карманы, откуда их можно быстро достать.

— Но у шерпов имеется ваш «уэбли», — заметила Реджи. — Это у нас нет настоящего оружия. Может, шерпы должны спускаться и спасать нас?

Дикон улыбнулся.

— Я попрошу вернуть свой револьвер, когда мы доберемся до третьего лагеря. Но в данный момент мне не хочется даже думать об одном вооруженном поваре против шести или семи вооруженных до зубов убийц. Мы убедились, на что способны эти хищники. — Дикон кивком указал на трупы. Я чувствовал терпкий запах крови и слабое, но постепенно усиливавшееся зловоние разлагающейся плоти.

— Кто они? — шепотом спросил Жан-Клод.

Дикон не ответил. Взмахом руки он приказал нам приготовиться покинуть защищенную каменными стенами сангха территорию лазарета.

— Значит, мы пойдем прямо по «корыту»? — спросила Реджи, когда мы выстроились в колонну по одному: первый Дикон, за ним Реджи, потом я, потом Пасанг, за ними Наванг Бура и последний Жан-Клод.

— Да, — прошептал Дикон. — Но не по тропе. От одной ледяной пирамиды к другой, от кальгаспоры к кальгаспоре, от одного гребня морены до другого. Идите, когда иду я, и останавливайтесь, когда останавливаюсь. Если я в кого-то выстрелю, найдите цель, прежде чем стрелять самим. Помните, что сигнальные пистолеты Вери — не настоящее оружие. Если до цели больше десяти футов, шансов попасть в кого-нибудь у вас почти нет. Берегите патроны.

Нам нечего было к этому добавить. Мы по одному последовали за Диконом — левая рука вытянута, чтобы касаться плеча идущего впереди, в правой ракетница — в заснеженную тьму, вверх по леднику Ронгбук, назад к Эвересту.

Глава 5

Пока мы медленно поднимались по темному «корыту», стремительно перемещаясь от одного теоретического укрытия в виде ледяной пирамиды или гребня морены к другому (но уже не присаживаясь на корточки и не нагибаясь, за исключением тех моментов, когда Дикон поднимал руку, приказывая остановиться), я начал размышлять, когда эта экспедиция перешла ту грань, которая отделяет просто фантастическое от совсем уж невероятного.

Цепочка из шести человек, медленно перебегающая от одной 50-футовой ледяной пирамиды к другой, напомнила мне детство, когда две сестры заставляли меня, совсем маленького, играть в ковбоев и индейцев на невысоком холме среди густых рощ за нашим домом в Уэллсли, пригороде Бостона. Мы прятались, выглядывали из-за дерева, бежали к другому и снова прятались. Увидев мелькание юбок или сарафанов среди пятнистой лесной тени, я стрелял в сестер из своего деревянного пистолета. Но сестры, не желая пачкать одежду, отказывались падать замертво на лесную подстилку и катиться вниз с холма, когда я в них попадал. В отличие от них, я с таким удовольствием грохался на землю и так грациозно катился под гору, что в конечном итоге игра в ковбоев и индейцев превратилась в другую, попроще, которую я называл «пристрелить Джейка и смотреть, как он умирает и катится».

Вспомнив сестер, я подумал, что ни один из нас не отправлял писем родным и друзьям с тех пор, как мы отплыли из Англии. Эта экспедиция на Эверест должна была быть тайной — нашей тайной, — и поэтому не предполагалось никаких писем из Коломбо, Порт-Саида, Калькутты или Дарджилинга. Совсем не так, как в британских экспедициях 21-го, 22-го и 24-го годов, когда гонцы сновали туда-сюда между Эверестом и Дарджилингом, поддерживая нерегулярную, но прочную связь альпинистов с внешним миром. Если кто-либо — например, Генри Моршед или Говард Сомервелл — писали домой, что им хочется шоколадного торта, через несколько недель они получали шоколадный торт.

Я знал, что Жан-Клод каждый день писал письма любимой девушке — или она уже была невестой? — Анне-Мари. Они собирались пожениться в декабре, после того, как Же-Ка станет гидом Шамони первого класса, что увеличит его скромный доход.

Мне неизвестно, писал ли письма Дикон во время нашего путешествия; я ни разу не видел, чтобы он писал что-либо, кроме официальных писем или заметок в своем блокноте с кожаной обложкой, в котором вел дневник путешествия. Я сам в первые недели написал несколько писем родителям, одно старой гарвардской подружке и даже одно своей любимой сестре Элеонор, но потом мне надоело таскать с собой письма, и я направил свои литературные таланты на подробный журнал восхождений.

Пока мы перебежками поднимались по «корыту», размышления привели меня к печальному выводу: «Если мы умрем на этом чертовом леднике или горе, никто никогда не узнает».

Через час челночного бега от одной ледяной пирамиды к другой, в стороне от обозначенной бамбуковыми вешками и красными флажками центральной тропы, но не сильно отклоняясь в ту и другую сторону, мы добрались до первого лагеря на высоте 17 800 футов, на 1300 футов выше поля брани, в которое превратился базовый лагерь.

При спуске мы оставили первый лагерь в прекрасном состоянии, но теперь, несколько часов спустя, он был полностью уничтожен. Все то же самое: разодранный брезент, поваленные шесты палаток, вскрытые ящики и общая картина полного разорения, какую мы наблюдали в базовом лагере. За исключением трупов. Мы поискали следы на снегу, но, за исключением отпечатков шипованных ботинок — многие из наших «тигров» носили шипованные ботинки, — ничего не нашли.

Затем Жан-Клод шикнул на нас, и на 15-футовом участке снега мы увидели три гигантских следа йети. Каждый был похож на отпечаток человеческой ноги, за исключением невероятной длины — больше 18 дюймов, как мне показалось, — и того факта, что большой палец был повернут внутрь, как у гориллы или другой крупной обезьяны.

— Такой шаг должен быть у высокого парня, — прошептал Дикон. — Ростом не меньше семи футов. А может, и все восемь.

— Но вы же не верите… — начала Реджи.

— Не верю, — ответил Дикон. — Ни на секунду. Под каждым следом заметны отпечатки ботинок — кто-то становился на это место, затем оставлял фальшивый след гигантской ноги йети и делал следующий шаг.

— Хитроумная уловка, но довольно глупая, если эти люди все равно собираются нас убить, — сказала Реджи.

Дикон пожал плечами.

— Я подозреваю, что бойня в базовом лагере и эта глупая детская игра со следами предназначена для того, чтобы напугать всех наших шерпов. А может, они планировали убить всех, включая шерпов, а эту легенду о йети продать местным жителям. Но конечная цель этих странствующих убийц — мы четверо. Вернее, пятеро, включая доктора Пасанга.

«Очень обнадеживает», — подумал я.

Второй лагерь горел. Они подожгли все, что только смогли найти, кроме склада кислородных аппаратов, который мы устроили за покрытыми снегом валунами в лабиринте ледяных пирамид, трещин и гребней морен со стороны ледника, по пути вниз.