Вместе с кислородными аппаратами мы оставили здесь большую часть тяжелых бухт веревки, которую собирали по пути. Каждый из нас тащил на плече или в рюкзаке 150 футов свернутой «волшебной веревки» — даже несмотря на то, что на этом этапе восхождения мы не собирались идти в связке, — и оставалось надеяться, что их хватит для преодоления особенно сложных участков.
Упаковав детали «большой палатки Реджи», заменив баллоны в рюкзаках на новые, спрятав дополнительные и наполовину пустые баллоны на Северной стене и вернувшись на гребень, мы все тяжело дышали, хватая ртом воздух. Тогда я наконец задал мучивший меня вопрос.
— А как насчет отсутствия перил при спуске? — обратился я к Дикону. — Мы собираемся соорудить их из веревок, которые ставили здесь за пирамидальным камнем, и тех, которые спрячем наверху и заберем при спуске? Боюсь, к тому времени мы очень устанем.
— Это вариант, — сказал Дикон между глотками кислорода из баллона. Наконец он воспользовался «английским воздухом», как и все остальные, за исключением Пасанга. — Если немцы отступят — или мы каким-то образом сможем их убить — и если мы будем спускаться тем же путем.
— А как еще мы можем спускаться? — спросил Жан-Клод. — С Северо-Восточного гребня пройти к Лакра Ла невозможно, Ри-шар. Это острый, как лезвие ножа, гребень с множеством карнизов, зубцов, каменных пирамид и обрывов глубиной в тысячу футов. Спуск к леднику Кангшунг позади Северного гребня — это десять тысяч футов вертикальной стены, абсолютно непроходимой. Какой еще путь вниз — кроме падения — ты имеешь в виду?
Дикон стоял, опираясь на свой ледоруб, а у него над головой нависал огромный рюкзак. Он улыбнулся Же-Ка, но его улыбка была похожа на волчий оскал.
— Я имел в виду траверс, — ответил он. Почти полное отсутствие ветра в эту удивительную ночь позволяло нам разговаривать, не повышая голоса.
— Траверс, — повторил Жан-Клод и посмотрел на Северную стену, затем на вершину Эвереста, затем снова на стену, туда, где в свете звезд поблескивало Большое ущелье. — Надеюсь, не к Большому ущелью Нортона, а потом вниз, — сказал он. — В сотнях футов ниже нашего уровня оно становится совсем отвесным, хотя лавины унесут нас задолго до этого. Никакой траверс по Северной стене не приведет нас вниз, Ри-шар.
— Совершенно верно, — согласился Дикон. — А как насчет траверса с Северной вершины к Южной вершине, а затем вниз к Южному седлу, к тому, что Мэллори называл Западный Кам?
Мы все молчали, пораженные этим предложением, но я видел, как блеснули в звездном свете зубы Реджи. Я смотрел на Дикона и леди Кэтрин Кристину Реджину Бромли-Монфор, и мне вдруг показалось, что на высочайшую вершину мира нас ведет пара голодных волков.
— Это… безумие, — наконец пробормотал я. — Мы понятия не имеем, как выглядит гребень между Северной вершиной и Южной вершиной… или даже между первой ступенью и вершиной с этой стороны, если уж на то пошло. Даже если мы каким-то образом поднимемся на самую высокую вершину Эвереста и пройдем траверсом до Южной вершины, в возможности чего я сомневаюсь, спуск с Южной вершины на Южное седло, вероятно, вдвойне невозможен. Никто даже не видел этого гребня, не говоря уже о попытке… восхождения или спуска.
— Это правда, друзья мои, — мрачно подтвердил Жан-Клод.
— Давайте поговорим об этом, когда придем в шестой лагерь, — предложил Дикон.
— Я вижу маленькие огоньки внизу, на месте бывшего третьего лагеря, — сказала Реджи.
— Боши собираются вырубать ступени на стене Северного седла в темноте, а к утру начать восхождение, — сказал Жан-Клод.
Мне хотелось продолжить разговор о немыслимом траверсе между двумя вершинами Эвереста, но времени на это не было. Мы подхватили рюкзаки, оставили две палатки Мида, упавшую и порванную, лежать на снегу и снова побрели вверх по крутому гребню. К счастью, перила начались меньше чем в 200 футах выше пятого лагеря. Дикон встал последним в цепочке, взяв на себя тяжелую работу снимать и сворачивать веревки во время подъема, а остальные защелкнули жумары на толстой веревке и двинулись наверх, после каждых четырех шагов останавливаясь и делая глубокий вдох.
Мы все использовали так называемую «технику Мэллори», которой нас научил Дикон: сделать самый глубокий вдох, на какой только хватит сил — даже зная, что на высоте больше 8000 метров этого все равно недостаточно, — и растянуть воздух на четыре шага, затем остановиться, снова набрать полную грудь воздуха и повторить процесс.
Так впятером мы шли навстречу рассвету.
Глава 13
Единственная двухместная палатка Мида, которую мы с Реджи установили в качестве шестого лагеря, была неразличима во тьме и располагалась гораздо дальше на Северной стене, чем я думал, но Реджи привела нас прямо к ней. Там нашлись несколько запасных кислородных баллонов и маленький запас продуктов, который мы оставили перед тем, как разойтись по Северной стене в поисках тел в тот, уже казавшийся далеким понедельник, а также два спальника, в которых мы с Реджи провели воскресную ночь. Теперь мы несли с собой воду, чай, кофе и другие теплые напитки, которые приготовили из растопленного снега, прежде чем покинуть Северное седло.
— Выглядит очень удобно, — сказал Дикон, разглядывая крошечную палатку, примостившуюся на каменной плите с 40-градусным наклоном и почти невероятным образом втиснутую между двумя другими большими камнями. Большая часть этого отрезка маршрута по Северному гребню чуть ниже Желтого пояса проходила через каменные овраги и скопления больших камней. Но четыре дня назад — казалось, с тех пор минула вечность — Реджи выбрала место для нашего шестого лагеря в нескольких сотнях футов от кромки гребня. На самом гребне тоже не было плоских площадок, даже если бы сильный ветер там позволил рассматривать такой вариант.
Отраженный свет восходящего солнца медленно заливал все небо позади Северо-Восточного гребня — теперь он нависал прямо над нами, — и вскоре лучи должны были ударить в вершину Эвереста всего в миле к западу и в 2000 футов выше нас.
Впервые за все время после выхода из пятого лагеря мы сняли рюкзаки и без сил опустились на них, следя за тем, чтобы ни рюкзаки, ни мы сами не свалились с наклонных каменных плит. Все очень устали, и я чувствовал, что действие кодеина и бензедрина заканчивается. Кашель вернулся и стал еще сильнее.
Только Же-Ка повесил на шею бинокль поверх многочисленных слоев одежды, и мы по очереди высматривали людей, которые сегодня хотели нас убить. Наведя бинокль на Северное седло и Северный гребень, где едва виднелась упавшая зеленая палатка пятого лагеря, я не увидел движущихся фигур.
— Может, они отступили и отправились домой, — предположил я между сильными приступами кашля, выворачивавшими меня наизнанку.
Реджи покачала головой и показала прямо вниз.
— Они как раз выходят из четвертого лагеря, Джейк. Я вижу пятерых.
— Я тоже вижу пять человек, — сказал Дикон. — У одного, похоже, за спиной рюкзак и моя винтовка. Не исключено, что это Зигль, если только он не привел с собой опытного снайпера… что тоже вполне возможно.
— Merde, — прошептал Жан-Клод.
— Полностью согласен.
Я понял, что бинокль Дикона уже направлен не вниз; Ричард повернул его и что-то разглядывал позади Северной вершины — самой высокой, настоящей вершины Эвереста.
— Ищешь траверс? — спросил я, тут же пожалев о сарказме, пропитавшем мой вопрос.
— Да, — подтвердил Дикон. — Кен Овингс сказал, что на гребне между двумя вершинами имеется довольно неприятная ступень — видел ее издалека, из Тьянгбоче в долине Кхумбу, где он живет. Это проклятый скальный уступ, вроде нашей предположительно непреодолимой второй ступени на Северо-Восточном гребне над нами, но Кен говорит, что эта скала между вершинами возвышается на сорок или пятьдесят футов над склоном с нижней стороны.
— На такой высоте это невозможно, Ри-шар, — сказал Же-Ка.
— Наверное, — согласился Дикон. — Но нам не обязательно подниматься на нее, Жан-Клод. Если мы пройдем мимо этой вершины, то сможем найти путь вниз. Просто спустимся на веревке с этой чертовой ступени, а затем к Южной вершине и ниже.