Точно никто не знал, как согласие Черчилля было передано в Берлин — единственное, что было известно моему другу и начальнику в УСС, на этот раз не через герцога или герцогиню Виндзорских на Багамах, — но его передали. В конце лета была отменена Unternehmen Seelowe, операция «Морской лев» — несмотря на тщательно разработанные и уже начавшие претворяться в жизнь планы и логистику, а также новые вооружения, предназначенные для вторжения в Англию с моря. Официальное объяснение правительства Его Величества заключалось в том, что немцы отказались от своих планов после того, как люфтваффе Германа Геринга не удалось уничтожить противовоздушную оборону Британии, несмотря на то, что к моменту поступления приказа от Гитлера немцам почти удалось установить господство в воздухе над Ла-Маншем и разрушить аэродромы Королевских ВВС. Таким образом, спасение Британии от немецкого вторжения всегда приписывалось воздушной «Битве за Англию», а не существованию семи компрометирующих фотографий, которые были доставлены из Австрии через Китай, Тибет и Индию.

В 1943 году в горной пещере маленького греческого острова я улыбался, плакал и поднимал кружку с «Басбанис Пломари Узо» — напитком с запахом аниса, который я терпеть не мог — в честь тридцати храбрых шерпов, не менее храброго и очень молодого австрийского еврея по имени Курт Майер, лорда Персиваля Бромли, леди Кэтрин Кристины Реджины Бромли-Монфор, доктора Сушанта Рабиндраната Пасанга, Ричарда Дэвиса Дикона и Жан-Клода Клэру, четверо из которых были моими лучшими друзьями, каких у меня уже никогда не будет.

Эпилог

Апрель 1992, примечание для Дэна Симмонса. Я все еще довольно много читаю и знаю, что «эпилог», особенно когда это слово пишут по-французски, вышел из моды приблизительно в то же время, когда мужчины перестали носить короткие гетры. Тем не менее я хочу кое-что добавить к истории, произошедшей в 1925 году. В этом нескладном «эпилоге» я поделюсь с вами этими сведениями, и вы — если доберетесь до этого места в моей бесконечной стопке блокнотов — сами решите, включать их в окончательный вариант, если вы захотите поделиться с кем-нибудь моими записками или сочтете их лишними или не относящимися к делу. Или и то, и другое вместе.

После возвращения в Америку осенью 1925 года я несколько лет даже думать не мог о горах. А когда снова вернулся к занятиям альпинизмом, то ограничивался Скалистыми горами в Колорадо — я два года занимался мелиорационными работами к западу от Колорадо-Спрингс, где самые высокие пики не превышали 14 000 футов, а затем переключился на Гранд-Титон, на мой взгляд, самую красивую в Америке цепочку острых пиков. С Чарли и его женой я познакомился именно там, в Джексон-Хоул, еще до того, как курорт стал популярен у богатых и знаменитых. Мы трое любили горные лыжи.

Когда в конце 1920-х я снова стал подниматься в горы за пределами Соединенных Штатов, это были южноамериканские Анды. Там есть много вершин, которые еще никто не пробовал покорить. Чтобы попасть в нужную мне страну, я нанимался матросом на грузовое судно или на яхту какого-нибудь богача, и этот опыт помог мне получить работу, о которой я вам рассказывал при личной встрече, — место в экипаже антарктической экспедиции в середине 1930-х, когда я два года провел в Антарктиде с адмиралом Бэрдом.

В 1929 году, примерно через четыре года после тех последних дней на Эвересте вместе с моими погибшими друзьями, я получил открытку из Непала.

Но сначала я должен рассказать, что после 1928 года получить разрешение на проход через Тибет или организовать экспедицию на Эверест становилось все труднее, и первую после Ирвина и Мэллори попытку восхождения предприняла экспедиция Рутледжа в 1933 году. Они поднялись достаточно высоко и нашли ледоруб Ирвина, который я оставил на камне ниже первой ступени, но не поняли, что это указатель к телу Сэнди Ирвина, как я надеялся. А может, к тому времени длинный камень, на котором мы оставили труп Ирвина — замерзшие руки просунуты между сдвинутыми застывшими коленями, — соскользнул ниже или вообще свалился вниз.

Как бы то ни было, четвертая британская экспедиция 1933 года под руководством Хью Рутледжа не достигла даже той высоты, на которую поднялся Тедди Нортон в 1924 году. И экспедиция Эрика Шиптона в 1935 году, которая шла маршрутом Рутледжа, хотя им удалось обнаружить и сфотографировать следы йети. Многие альпинисты, в том числе Эрик Шиптон и Билл Тилман, возвращались на Эверест в 36-м и 38-м годах. В 1936 году это была попытка покорить Эверест «альпийским стилем», как мы с Диконом планировали в 1925-м, но Шиптона, Тилмана и их товарищей остановила непогода.

Далай-лама официально не изгонял чужаков из Тибета, пока в 1947 году гороскоп не предсказал, что его стране будут угрожать иностранцы. До 1950 года Тибет закрыли для всех иностранцев, и он превратился в «запретное королевство», каким был для нас Непал в 1920-х, но это не помешало китайской агрессии. Китайцы убили более пяти миллионов тибетцев и намеренно разрушили более тридцати тысяч буддийских храмов и монастырей — в том числе наш монастырь Ронгбук, — а за буддистскими священниками и монахами китайская армия охотилась, как за дикими животными.

В то время, когда Тибет закрывался для иностранных альпинистов, Непал постепенно открывался.

В октябре 1929 года — через неделю после краха на фондовой бирже — я получил открытку из Непала. На маленькой открытке были экзотические, не знакомые большинству британцев или американцев непальские печати, а поверх них — индийские и британские, поскольку ее переслали мне через официальных лиц в Нью-Дели и Королевское географическое общество в Лондоне. На обороте несколько рукописных строчек:

Подписей не было. Ферма в долине Кхумбу? Единственным из известных мне европейцев, которому удалось поселиться и основать ферму в Непале, был К.Т. Овингс, но в 1925 году, во время визита в наш лагерь в Сиккиме, он меня практически не замечал, и кроме того, он явно не стал бы заканчивать письмо фразой: «Твои друзья [68] навек».

В таком случае, кто это мог быть, кроме Дикона и Реджи? Если «маленькие Чарльз и Рут-Энн» — это дети, родившиеся у моих друзей после их исчезновения на Эвересте в мае 1925 года, то я могу понять, почему они назвали мальчика Чарльзом — так звали кузена Реджи, старшего брата Перси и друга Дикона, получившего на войне такие ужасные раны, — но Рут-Энн? Год спустя мне пришлось немало порыться в лондонских архивах, чтобы выяснить: у Чарльза Дэвиса Дикона была младшая сестра Рут-Энн, умершая в 1899 году через месяц после рождения.

Поэтому я предпочитаю верить, что Реджи и Дикон поженились — или по крайней мере жили вместе — и решили поселиться в Непале, вдали от нашего мира, где прожили все 20-е, 30-е и 40-е годы. Но неужели Дикон не участвовал во второй войне с Германией? Возможно, он посчитал, что с него хватит.

Я много чем занимался в жизни, а среди моих восхождений были экспедиции на Аляску (вместе с еще одним выпускником Гарварда, Брэдом Уошберном), на гору Клильон в 33-м и гору Форейкер в 34-м. Во время третьей экспедиции на Аляску в конце 1940-х я вместе с четырьмя товарищами провел девять дней в крошечной снежной пещере на высоте 17 900 футов. Двое умерли от переохлаждения, но мне повезло — я всего лишь лишился двух обмороженных пальцев на левой руке.

Первый раз — почти против своей воли — я вернулся в Гималаи после двух лет, проведенных в Антарктике с адмиралом Бэрдом. Это была разведывательная экспедиция 1936 года к Нанда Деви, красивейшей горе в окружении почти непреодолимых скал — незабываемое приключение с моим другом Чарли, а также с Биллом Тилманом, Эдом Картером и другими альпинистами. В 1938 году я участвовал, тоже вместе с бывшими членами Гарвардского клуба альпинистов, в попытке покорения К2 — второй из высочайших вершин мира и, на мой взгляд, более опасной, чем Эверест. (Кажется, я уже говорил, что в годы моей учебы в университете клуба еще не было.) В тот год никто не поднялся на вершину.