Но и это было запланировано.

— Давай, — выдохнул Ричард, перемещаясь за груду скрепленного болтами металла — подъемник с велосипедным сиденьем, рулем, шкивом, фланцами и длинной опорой. — У нас несколько секунд.

Я кивнул. Мы прислонились спиной к ледовой стене позади нас, уперлись «кошками» на ботинках в намеченные заранее места, согнули ноги и толкнули изо всех сил.

Тяжелая металлическая конструкция заскользила по двум направляющим желобам, которые мы утром соорудили с помощью ледорубов. Пришлось даже вылить на снег четыре термоса драгоценной талой воды, чтобы в желобах образовалась ледяная корка.

Сотни фунтов металла двигались без особого труда, и Дикон стоял сзади — вместо отсутствующий задней опоры, рискуя получить пулю, — чтобы направить подъемник в нужное место. Мы сбросили груду металла с края карниза.

Дикон упал за несколько секунд до того, как град пуль ударил в заднюю стену нашего карниза, и зарылся в снежный вал наверху.

Снизу послышались крики. Эти крики удалялись. Пули продолжали лететь, но уже реже.

Же-Ка показал три пальца. Его любимый «велосипед»-подъемник сбил с лестницы трех немцев. Падение с лестницы должно было быть очень долгим — не только вертикальные 100 футов ледяной стены, но и сотни футов очень крутого склона ниже. Крики падающих немцев смолкли, и внезапная тишина показалась мне почти болезненной. Но поднятые вверх три пальца Жан-Клода показали, что три немца по-прежнему поднимаются к нам. «Если только они не отступают вниз по лестнице», — внезапно подумал я, и эта мысль была для меня как молитва.

Жан-Клод из своего укрытия вскинул кулак.

Оставшиеся три немца продолжали карабкаться вверх, очевидно, держась за веревки обеими руками — стрельба со стороны лестницы прекратилась.

— Щиколотки, — крикнул Дикон.

Я изо всех сил уперся «кошками» в лед карниза и обхватил щиколотки Ричарда Дэвиса Дикона — после стольких лет занятий скалолазанием ладони и запястья у меня очень сильные. Тем не менее при тренировках на ровном снегу и льду Северного седла проделывать это было гораздо легче. Дикон вытянулся вперед, как цирковой акробат, и его грязно-белый пуховик Финча заскользил по ледяному желобу, который мы соорудили для подъемника Жан-Клода.

Я глубоко вонзил свой ледоруб в месте соединения задней стены и горизонтальной части карниза и зацепился за него локтем правой руки. Меня потащило вперед, к краю карниза, но затем зубья «кошек» нашли надежную опору. Едва не порвав мышцы и связки правой руки, я все же сумел остановить скольжение Дикона; верхняя половина его тела повисла в горизонтальном положении над обрывом.

Не торопясь, он прицелился из черного «люгера», выждал еще две или три секунды — могу себе представить лицо первого немца, вероятно, с голубыми глазами, смотрящего на Дикона с расстояния около 20 футов, — и выстрелил из пистолета. Теперь ружейные пули ударяли в ледяную стену вокруг Ричарда — снайперы явно нервничали, боясь попасть в своих, двое из которых оставались на лестнице, — но Дикон выждал еще несколько бесконечных, наполненных страхом секунд, прежде чем выпустить вторую пулю вдоль вертикальной стены льда.

— Назад! — крикнул он затем, и я изо всех сил потянул к себе его щиколотки, потом мощные икроножные мышцы, потом бедра и ягодицы, пока он не оказался у основания стены рядом со мной.

— Оба упали, — выдохнул Дикон. Затем, чуть громче: — Снежки!

Каждый «снежок» представлял собой глыбу льда весом не меньше тридцати или сорока фунтов. Во время долгого ожидания мы потратили уйму времени, чтобы найти и подкатить их к «складу боеприпасов», устроенному позади снежного вала.

Мы с Диконом по возможности ослабляли удар каждой глыбы о карниз — неважно, если от них отколются куски, — заходили за них и ударом ноги отправляли вниз по ледяному желобу. Реджи и Пасанг по нашему сигналу подавали следующую глыбу, и мы снова останавливали ее, обходили и пинком отправляли к краю обрыва.

Наш склад боеприпасов состоял из двенадцати ледяных глыб. Мы сбросили все. Крутой склон протяженностью больше 900 футов ниже того места, где начиналась лестница, был лавиноопасен.

Жан-Клод, пригнувшись, бросился к своему наблюдательному пункту. «Шмайссер» умолк — Дикон сказал, что при автоматической стрельбе у них быстро нагревается ствол, — и тишину раннего вечера в Гималаях нарушал только размеренный звук винтовочных выстрелов.

— Еще четверо готовы. Один сумел остановиться, бегом вернулся к лестнице и снова поднимается по ней, — крикнул Жан-Клод. — Движется быстро. Уже на полпути. Ближе… две трети лестницы.

Дикон кивнул, взял пожарный топор, который заранее положил у задней стенки карниза, сосчитал до десяти и двумя быстрыми ударами перерубил веревки, удерживающие лестницу.

Крик снизу был очень долгим и доставил мне огромное удовольствие.

— Давай, — скомандовал Ричард.

Я бросился к западному краю карниза, нырнул в узкий лаз, который мы вырыли здесь, и под грохот выстрелов выкатился по ту сторону снежного вала. Через несколько секунд Дикон запрыгнул в неглубокую траншею, вырытую в восточном конце.

Встретившись с Же-Ка, Пасангом и Реджи по ту сторону высокого снежного вала, мы с Диконом жестами показали, что никто из нас не ранен.

— Я наблюдал, — сообщил Пасанг. — Пять человек, включая того, что упал с лестницы, мертвы. Один еще шевелится, но я почти уверен, что у него сломан позвоночник. Остальные получили травмы, но немец со «шмайссером» и еще один выскочили из-за ледяных пирамид и помогли им добраться до укрытия.

— Если вчера вечером мы не ошиблись и их действительно было двенадцать, — сказал Дикон, — то теперь осталось пять — с учетом Бахнера, которого вчера вывела из игры Реджи, — и некоторые из этих пятерых теперь не в лучшем состоянии.

— Думаешь, они отступятся и уйдут? — спросил я. Сердце мое стучало так громко, что я почти не слышал собственных слов.

Дикон посмотрел на меня так, словно я испортил воздух.

— Они не отступят, Джейк, — ответила Реджи. — Они не знают, нашли ли мы уже Перси и Майера и забрали то, что у них было, но не хотят дать нам ни малейшего шанса. Потерпев вторую неудачу, они не смогут вернуться в Германию… и даже в Европу. Судя по тому, что рассказывал мне Персиваль, их будущий фюрер не склонен что-либо прощать или забывать. Эти лучшие нацистские альпинисты получат черную метку.

— Господи, — прошептал я. — Что Майер передал вашему кузену, Реджи? Какой-то революционный прицел для бомбометания? Фрагмент креста, на котором распяли Иисуса?

— Я не знаю, что это было, Джейк, — сказала она. — Но не сомневаюсь, что для политической партии Бруно Зигля это ценнее любого прицела для бомбометания или даже Святого Грааля.

— Боши снова попытаются подняться сюда, — сказал Жан-Клод. — Скорее всего, в нескольких местах стены Северного седла. Возможно, их осталось больше пяти. В этом году они явно собрали сильную команду. Снайпер снова останется сзади, прикрывая их, пока они будут вырубать ступени на склоне. Это очень грозная винтовка и очень грозный оптический прицел, Ри-шар.

Ричард скрипнул зубами. Я знал, он винит себя за то, что оставил оружие в базовом лагере.

— Думаете, они скоро снова перейдут в наступление, мистер Дикон? — спросил Пасанг.

— Сомневаюсь, — ответил тот. Мы передавали друг другу единственный кислородный баллон с маской, который оставили специально для восстановления сил, и он сделал несколько вдохов «английского воздуха», прежде чем продолжить. — На то, чтобы вырубить ступени на гладком ледяном склоне под нами, у них уйдет не один час — они справятся с этим делом только к ночи. А еще останется последний вертикальный участок из ста футов льда. Я не уверен, что они попытаются подняться по отвесной ледяной стене через несколько часов после захода солнца.

— Скорее всего, боши не знают, что у Ри-шара было всего два патрона, в «люгере» герра Вахнера, — сказал Жан-Клод. — Выстрелы должны были их удивить, да?